Жило-было одно Сяло. Нет-нет, это не ошибка, именно Сяло. Когда-то давно, когда именно — никто уже и не помнит, когда у села и названия-то не было, пришли туда люди из большого города и сказали, что хотят они, как они выразились, «данный населённый пункт» нанести на карту. Тогда и не знал-то никто в Сяле, что такое за чудо — «нанести на карту»… Ну и спросили люди-то эти большие, как мол у вас тут это всё называется. А одна старушка возьми и ляпни:
— Да сяло, милок, оно и есть сяло!
Так на карте и записали: Сяло.
И дошла после этого в Сяло цивилизация. Ну как, токма покуда шла, половину-то себя по дороге и растеряла. Из всей добравшейся до Сяла цивилизации осталось токма вот что. Телефон на почте, которую тут же организовали, мол, письма таперячи писать можно. Да ещё телевизор старенький, Который находился в доме бабы Маши. Это ей как награда была, что название селу вроде как придумала. По вечерам обычно у бабы Маши половина жителей собиралася, на показ кина значит. Целых семь человек. Остальные-то в обнимку с бутылью кино смотрели, не до цивилизации тут. Но кто приходил, тот передачи всякие смотрел. Набирались, значит, информации. Вона как в мире-то, сколько всего происходит!
Токма информацию эту получали весьма отрывчато. Потому как телевизор работал сам отрывчато. То показывал, но звука не было, то звук был, но видно было как перед сенокосом, — ежели руку не протянешь, сквозь туман помех ничего не ощутишь.
Вот так и зажило Сяло. Просвящались значит культурно.
А люди-то в Сяле немолодые давно, но мира совсем не знающие, молодёжь-то вся по городам поразъехалась. Кто куда, кто учиться, кто работать, кому просто надоело. Вот и набирались знаний те, кто остался.
Село-то небольшое, лес вокруг, из города одна дорога, которая обрывается аккурат возле почты, которая считалась тут самым центром, хоть и находилась на отшибе, возле озера, токма потому что там телефон был да связь с городом в виде письменных посланий. Местные телефон быстро освоили, хотя и не понимали принцип действия этого чёртового аппарата. Но телефония понравилась, и письма писать стали, кто правнукам, кто президенту, кто вообще без адреса, авось кто ответит. Газеты приходили редко, да и то использовались не по назначению.
Жили в общем тихо и мирно, без происшествий, ну разве кто по пьяни на соседа с топором попрёт, так на этом всё и кончалось, стоило появиться бутыли самогона.
Вот так всё и было.
И так всё и было бы, если бы не энта цивилизация, так внезапно свалившаяся на всепоглощающие умы местных аборигенов.
Насмотрелся как-то Прокофий Афанасич передач всяких по телевизору у бабы Маши. Да вот понял он всё кусками, точно так же, как и телевизор показывал. И вот услышал он, что есть штука такая — кладоискатель. Мол, сокровища в земле ищет. До конца ничего не понял, но выводы свои сделал (как человек, внезапно бросивший пить после удара сковородкой жены его), и потянуло его ко всему научному.
Кладоискателя у Афанасича не было. Зато воображение было такое, что аж через край валилось, так что обременился он навязчивой идеей — ежели люди повсюду клады находят, так чем же он хуже? Пошёл он по участкам соседним, да что делать-то ещё не знал, вот и руководствовался своей идеей да смекалкой. А смекнул он так. Ежели сокровище искать, то кладоискатель должен его, сокровище, притягивать. А какой предмет может энто сделать? Только сравнимый по ценности! А сокровище у него было одно — заныканная опосля «кодирования» бутыль самогона литровая. Всё надеялся, что когда-нибудь откроет он её, изопьёт стаканчик и познает тайны мира. Но кодировка не давала, до сих пор перед глазами Афанасича представала сковородка кодировочная, принадлежащая жене его, Жанне Васильевне, да искры из глаз, которые чуть было стог сена не подпалили. Побаивался он пузырёк открыть. Но тут нашлось применение. Привязал Прокофий пузырь к палке и давай по огородам расхаживать, бутылкой на палке по земле водить.
Приходит к Лексею Михалычу, в калитку стучит. Не выходит никто. Конечно, хто ж в доме услышит, ежели в калитку стучать! А энергия прёт, тяга к науке сильная, ждать тут нельзя. Уж очень хочется клад найти. Защёлочку-то он открыл, в огород зашёл, ну и начал значит землю сканировать, по грядкам шастать, клубнику топтать. А Антонина Николаевна, жена Лексея Михалыча, возьми да выйди из дома. Как Прокофия увидела, что он делает, за оглоблю взялася.
— Что ж ты, аспид, клубничку-то топчешь? Вот я тебя сейчас оглоблей-то огрею, будешь знать, как добро уничтожать! Лексей, тащи ружжо, чтоб неповадно лешему было!
Из дома выбежал Михалыч, да как Прокофия увидел, ружьё к завалинке прислонил, от греха подальше.
— Ты чего, Афанасич? Аль дело какое? Чего тут копаешься, по клубнике как по проспекту топчешься?
— Тихо, тихо, Михалыч! — зашипел Афанасич. Уж больно не хотелось ему ещё и оглоблей закодироваться, а ежели Михалыч пьяным был бы, так ведь и не узнал бы, шмальнул бы дробью в пятую точку, и всего делов. — Я тут у тебя пробу грунта брать буду. На предмет кладов всяких.
— Чаво брать? — не понял Михалыч.
— Ну, это по-нашему, по-научному так… Короче, сканирую почву на предмет всяких полезных предметов...
— Афанасич, да ты с трезву никак совсем с катушек съехал! У тебя что, своего огорода нету? Нафига пузырь к палке привязал?
— Да погоди ты, Михалыч! — загадочно шипел Прокофий. — Я тут телевизор смотрел, так вот. в земле, между прочим, сокровища несметные зарыты! Только шшшшш!!! Не растрепи никому! Вот ты клубничку сажаешь, а даже не знаешь, что земля скрывает. А по телевизору умные люди сказали, что прибор есть такой, который клады ищет. А что ещё клад может найти, как не самое дорогое? А бутылка моя последняя — это самое у меня дорогое!
— Да уж, Афанасич, переборщила твоя Жанка тогда со сковородкой.
— Не-не, Михалыч, моя теория безошибочна! Вот клад найду, вот тогда все мне завидовать будете!
— Ну да, ну да… Завидовали, когда ты энту… как её, поскуду… тарелку летательную сооружал. Вовремя сарай потушили.
— Ну, Михалыч, кто ж знал, что клапан от мопеда пропускать станет...
— Ага, а кто с фермы соседней этот мопед спёр?
— А чё сразу я? Между прочим, я ж ради науки!
— Да ладно, ладно. Раз для науки, тогда ясно. Ты вот только бы с огорода ушёл, а то я ведь и в зад шмальнуть могу, так, ради науки.
— Вопросов нет, Михалыч! — и Прокофий виновато засеменил в сторону калитки.
Придя домой, Прокофий понял — не так действовать нужно. А нужно вот как. Ночью, когда не видно, пройтись по всем соседям и собрать землю в пакетики, а уж потом, на утро, проверить всё этим, значит, кладоискателем. Токма Прокофий не дурак был, сразу сообразил, что каждый пакетик подписать нужно, вот этот — с земли Михалыча, этот — Демьяна Палыча, этот — нет, этот подписать не получится. Собака у Семёновны злющая, покусает.
Подписал он пакетики, а ночью пробрался на огороды к соседям и землицы набрал. Утром, довольный, порассыпал земельку в сарае да начал палкой с привязанной бутылкой по разным экземпляром, значит, водить. И как только над земелькой Михалыча, значит, провёл-то, тут-то реакция и пошла. Захотелось Прокофию все запреты нарушить и пузырик с самогонкой открыть. Тут-то он и понял — вот он, клад, у Михалыча, и не подводит кладоискатель!
Ну что делать? Идти надо. Подошёл Прокофий к калитке Михалыча.
— Михалыч! — кричит. — Михалыыыч!!!
Ну, Михалыч, как водится всегда, когда его будят, разумеется с ружьём выбежал.
— Кто орёт? Ща шмальну!
— Да тихо, Михалыч, Антонину разбудешь… Я это… Дело есть.
— Ну что ещё? — отложил тот ружьё.
Прокофий всё и рассказал. И пообещал, что ежели клад найдёт, то половину тому отдаст. Процент, так сказать. И вот пошли они огород топтать. И никак, не может Прокофий настроиться. И вдруг… Бац!
— Вот! Тут! Ежели совру, под землю провалюся!
Начали копать. Прямо в картошке. Бац!
— Что это? — не понял Михалыч.
— Твёрдое что-то, — загадочно протянул Прокофий. — Копать надо!
И стали дальше копать, пока лопата не откопала крышку фляги.
— Да это же… — и не успел Михалыч договорить, как жена его, Антонина Николаевна тут как тут.
— Что это вы тут, оглоеды, делаете? А ну-ка… Ой, что это? Ах, вот куда флягу запрятал, аспид, а говорил, что прохудилася, так вот значит как!
И понеслась. Кладом оказалась фляга с самогоном, которую Михалыч до лучших времён закопал ещё весной, чтобы потом гулять, когда жена в город уедет, вот такой клад оказался. Досталось Михалычу от жены. Поговаривают, что закодировала его жена, но не сковородкой, как жена Прокофия, а оглоблей.
А Прокофий Афанасич с тех пор с Лексеем Михалычем не дружат. Почему-то...
Данила Свинцов